Литературный час.
Автор - Тамара Васильевна Ворошнина
1 ведущий: Неповторимая красота природы во все времена побуждала браться за перо. Сколько поэтов, писателей в стихах и прозе воспели эту красоту. Несмотря на драматизм ситуации, нормы экологического поведения, сама идея единства человека с природой находила свое отражение в повестях и романах русских и советских писателей. Подтверждением этому — творчество нашего вологодского писателя В. И. Белова. Он писал о том, что видел. И в его повествованиях образ природы взаимосвязан с главными героями того или иного произведения. Природа в его творчестве отображена в определённом временном отрезке. Он жил в единении с природой, много находился на ее лоне. Наблюдал, подмечал, любовался явлениями природы, сменой времен года. И все это запечатлел в своем творчестве.
2 ведущий:
На протяжении трилогии «Час шестый», несмотря на трагизм описываемых
событий, автор сумел найти место для описания не только основных видов
крестьянского труда, но и картин природы для лирических отступлений.
Не часты и кратки, но всегда прекрасны в трилогии описания
природы. Их отмечает беловское знание основ крестьянской жизни
и окружающей среды, в которой она протекает, какая птица вспорхнула
в то или иное время года, какие травы и цветы зацвели
в определенные дни лета. Это делает его пейзажные описания не только
лиричными, но и вполне конкретными.
1 ведущий: В беловских рассказах-картинках, живо, ощутимо отображены времена года: весна-лето-осень-зима, с их особыми трудовыми, обрядовыми, бытовыми, культурными реалиями повседневной крестьянской жизни и жизни сознания, представлений о мире, человеке, природе, добре и зле, правде и кривде, прекрасном и безобразном.
2 ведущий: Надо отметить, что в трилогии «Час шестый» проскальзывают чудо-картинки времен года, увиденные как самим автором, так и его героями. Сейчас мы с вами начнем знакомство с рассказами-картинками о временах года. И для начала приведем пример авторского лирического отступления о весне.
1 рассказчик: «Умирали снега в лесу, исходили на нет, и вокруг Шибанихи шумели вешние бессонные воды. Пробудились и чуть ли не за одну ночь обессилели, сбросили в реку шальную воду большие ручьи, оставляя неукротимый напор, вода облегченно и весело падала с глинистых полевых ступенек, крутилась и пенилась между камней. Шумела вода, разговаривала сама с собою. Крутилась и булькала заодно с хороводом больших и малых тетеревиных токов.»
2 ведущий: Это описание весеннего половодья никого не может оставить равнодушным, так как весна-это время пробуждения природы от зимней спячки, время расцвета деревьев, кустарников, цветов и начало весенне-полевых работ.
1 ведущий: Один из главных героев «Канунов» — житель деревни Шибаниха Владимир Сергеевич Прозоров, в прошлом русский помещик, интеллигент, шел к реке и думал, вдыхая запахи трав, леса, родной реки. И автор описывает то, что предстает перед глазами Владимира Сергеевича.
2 рассказчик: «Прозоров шел на мерный речной шум, сквозь белый березник, обметанный роскошной, еще не загрубевшей листвой. Головки высоких лесных купальниц звучно стегались о голенища сапог. Шум реки сплетался с ветряным шелестом первой зелени. Трещали, барахтались в недальних кустах по-ребячьи доверчивые дрозды. Размеренно, чисто и неторопливо куковала кукушка. Пахло травяным соком, ландышами. Внизу шумела река, она была по-весеннему полноводной, но струилась уже по -летнему, очень ясная и прозрачная».
2 ведущий: В Иванов день В. С Прозоров, живший теперь уже в деревне Ольховице (во флигеле), пришел в Шибаниху: надо было узнать о продаже зерна. И перед ним вновь открывается огромная природная панорама, но уже летняя.
3 рассказчик: " Превосходный полдень опять был ярок и зелен. Лето только что вошло в полную силу, но оно еще не изнуряло людей ни работой, ни зноем, только скотина уже страдала от оводов. Молодые, сочные, зацветающие травы росли чуть ли не на глазах, они так и перли из теплой земли. Казалось, от одного вида мясистых стеблей щавеля вязало во рту. Дикий, цветущий бело-розовым цветом клевер источал едва уловимый медовый дух. Везде домовито гудели шмели, они кургузо садились то на клевер, то на бордовые колокольцы, огнетая их своей тяжестью. Купальницы, затопившие было весенней желтизной все луга, теперь уступили место этим колокольцам, первым ромашкам и нежной, пронзительно-розовой, словно лазурной гвоздичке, которую называют в народе девичьей красотой. Кое -где в парных низинках уже зацветал пушистый, белый, с кремово-желтым отливом багульник. Дорожка, обросшая панацеей, бежала по сенокосным полянкам. Она то касалась молодого березняка, то огибала густые всплески ольхи, ивы и не до конца отцветших черемух, то вскидывалась на краснеющую земляникой горушку, то спадала в комариную, пахнущую папоротником низину. Остро, слепяще мерцало в зеленых прогалинах густой синевы долгое озеро. Боже мой... Как все хорошо...- думал Прозоров."
1 ведущий: После невыносимой хандры В. С. Прозоров решил навестить священника Иринея. И на его пути опять открываются летние красоты и благоухания.
4 рассказчик: «Лето было все в цветении и ветре. Синее, почти безоблачное небо открывалось так глубоко, так сильно пахло диким белым клевером, с такой жизнерадостной пронзительностью свистели на всем лету стрижи и касатки, что Прозоров на миг забыл про себя. Солнце заливало золотым, ослепительным светом чуть ли не половину неба. Жаворонки пели над лугами, их голоса со всех сторон струились в деревню. Пух от раскрывшихся одуванчиков веялся между домами и палисадниками, в речке орали и брызгались купающиеся ребятишки»
2 ведущий: И снова Владимир Сергеевич, как бы со стороны (из шалаша), смотрит на родную Шибаниху. Она была многолюдна, загадочна, желанна, враждебна, священна и дорога для него. А прелесть летнего дня привела его в оцепенение.
5 рассказчик: " Спасаясь от оводов, Прозоров наломал веток, залатал дырки в кровле шалаша, влез в это сооружение и сел, уткнувшись подбородком в колени. Шибаниха- большая деревня- была как на ладони. Синичка села у его ног и пропищала что-то. Крупная холодная капля обожгла щеку. Где-то далеко, нарастая, заворчал гром, но не докатился, растаял, сошел на нет. На востоке, подернутый дымчато-голубой мглой, маялся от жары лес, кроны сосен едва различались на горизонте. Зато чуть ближе, отделенный стожьями, стоял ближний лес, и в его густой шевелюре легко различались мощные бронзовые сучья. Кроны застыли, словно клубы заколдованных зеленых домов. От леса тянуло теперь настоянным на травах и иглах жаром, оводы залетали прямо в шалаш. Вокруг в парном воздухе томились кусты и травы. Облака с красноватыми подпалинами табунились в неясной сини небесной мглы. Внизу, как голубые вены крестьянской руки, вились по травяным поймам излучины двух речек. Над большой речкой белел мост, сзади волновалась под ветром густая зеленая рожь. Пройдет несколько недель. Набрякшие благодатной тяжестью колосья согнут в дугу миллионы золотистых стеблей. И древнее ощущение хлебопашца, безрассудное, безотчетное, не подчиняющееся ничему, кроме самого себя, вдруг поднимется от пяток, захолонет где-то около сердца и затуманит голову. В сущности, ведь все люди в мире пахари... Кто не оцепенеет в этом непостижимом тревожном мерцании? В этом извечном, еле слышном рокоте усатых колосьев? Будто шепот древности, шепот людских поколений, живших на этой земле и превратившихся в эту землю, почуется в шорохе колосьев. И люди оставят все на свете. Они возьмут в свои руки серпы."
1 ведущий: Так же, нельзя оставить без внимания и лирические отступления В. И. Белова об осени.
6 рассказчик: " И ходила осень по русской земле... Как ходит странная баба непонятного возраста: по золотым перелескам, промеж деревьев, собирая в подол хрусткие рыжики. За спиною кошель с неизвестной поклажей, на голове темный платок. Она осторожно и властно разводит в стороны сонливые хвойные лапы, тычет посохом влево и вправо. И древняя песня вплетается в крик журавлей. Курлыканье этих жилистых птиц остывает в пронзительном бело-синем небе, и они исчезают вдали, словно нанизанные на тонкую бечеву. А женский голос все тянет и тянет, вот он чуется уже в другой стороне, то затухнет в лесах, то щемяще нависнет над заокольным жнивьем. Он редко долетает до самой деревни. О чем же так отрешенно поет беззаботная странница, где ее новый ночлег? В просторных полях плавает над росой синяя паутина, медленно остывает натруженная земля. В прозрачных глубинах речных омутов усыпают, ленивеют рыбы, едва шевелят перьями. И с берега подолгу смотрит на них задумчивая скотина. Соломенные зароды вокруг все еще желты и свежи, но стога, окруженные поздней зеленой отавой, давно поблекли и вылиняли от сентябрьских дождей. Зато как ослепительны изумрудно-сизые озимые полосы, как безмолвно и ярко пылают на опушке рубиновые всплески рябин! На каменистой меже бурчит и пыжится от неразделенной любви молодой тетерев. Крутится вокруг себя, пушит хвост и с шелестом раздвигает широкое радужное крыло. И такая кругом тишина. Дальше в лесу тоже необычайно тихо, словно только что разбился драгоценный сосуд. Все замерло, все затаило дыхание и словно ждет какую-то неизбежную кару, а может прощения и отдыха."
1 ведущий: Как все точно и тонко подмечено автором. И перед нашими глазами непременно встают картины осенней природы, наводящие грусть, тоску, печаль.
2 ведущий: Вашему вниманию предлагается еще одна осенняя зарисовка В. И. Белова.
1 рассказчик: В пустом поле по- летнему яростная разливалась клонами зелень озимой ржи. После первого крепкого заморозка клоны зеленели еще сочнее, ярче, серые межи и луговины оттеняли озимые полосы еще явственней. Как будто назло вплотную приблизившейся зиме юная эта рожь просто полыхала своею зеленою кровью! Умытая первым, быстро стаявшим снегом, она по-девичьи беззаботно стелилась над низкими сплошными изжелта-серыми тучами. Стояла глубокая осень."
2 ведущий: Какой контраст, какие краски и какой живой язык. Просто ошеломляюще!
1 ведущий: Но на этом осенний этюд не заканчивается, а продолжается. И мы мысленно представляем себе, что главный герой трилогии Павел Рогов пошел к мельнице. Осеннее, едва пригревающее солнце било в спину, он шел по лужку, топча собственную тень и не глядя под ноги. Он не хотел глядеть и туда, куда шел. Он отворачивался, разглядывал небо и лесной горизонт, поля и лужки, кусты и деревни, изгороди и речки... Как далеко видать вокруг! Павел даже сбивается с шага, он по-птичьи зорко, по- детски озорно окидывает глазами всю эту осеннюю пестроту.
2 рассказчик: " Молочно-синее, даже зеленоватое с ночной стороны и мигающее последней звездой небо у края продольного сизого облака разверзалось в сквозную бесконечную пропасть. Застывшее с вечера облако всю ночь темным полотнищем висело над лесом. Очень скоро его разнесет, развеет поднимающийся с земли ветерок, и тогда бесконечность, затканная невидимой пеленой, исчезнет. Но пока бесконечность разверзается у самого края перистой тучи... Чем выше небо, тем безбрежнее и синее. Оно теряет холодный зеленоватый оттенок, переходит в откровенную голубизну, и чем ближе к солнцу, тем ярче и золотистей. Само солнце, словно потеряв за ночь свои очертания, расширяясь далеко во все стороны, рассеивается и незаметно переправляет свое ярое золото в спокойную свежую голубынь. Рыжеватые болотца вдали перемежаются то белым ржаным жнивьем, то темно-коричневыми дорожками разостланного по луговинам льна, то зяблевой чернотой полос, то изумрудными яркими клонами озимых. И все это оторочено темно-зеленою полосой хвойных лесов, расцвеченных желтыми, оранжевыми и багровыми всплесками."
2 ведущий: А с каким сладостным упоением в рассказах-картинках о зиме В. И. Белов развертывает сребротканое полотно пейзажа, и кажется, нет ему сил остановиться, будто не может налюбоваться он на эту всесветную обитель неизбывных трудов природы.
3 рассказчик: " Зима в тот год стояла необычайно мягкая. Почти без лютых морозных окриков. Спокойно слетела она на землю, словно последняя посильная милость судьбы, потраченная временем из небесных, казалось, неиссякаемых источников справедливости и добра. Отголоском давно отзвучавшего всесветного звездного хора звенели короткие нехолодные дни. Но вот однажды в середине Рождественского поста, этот ясный, легкий, северный звон начал стихать, истончился и вовсе сошел на нет. Воздух замер. И все звуки в мире исчезли. В лесных краях, остуженные снежным холстом поля, зимующие холмы и распадки, осененные гривами сосняков, все эти тысячелетние глухие урочища, и мхи, и болота прислушались к дальнему печально-щемящему звуку, рожденному неизвестно кем и где. Снежины косо полетели с небес. Широкие, плоские, вроде бы совсем не холодные, они падали так неторопливо и так густо, что живым существам на земле нечем стало дышать. Движения стали тяжелыми, будто в воде. Потом закружились, заметались по миру оскорбленные чем-то и как бы голодные ветры. Смешались снега, падающие сверху и поднятые с земли, заклубились в тесноте и во тьме. Два дня и три ночи бесилась погода, на третий день улеглась. Ветер стих. Малиновый солнечный шар коснулся снизу сквозной юго-восточной лазури. Он всплывал из-за леса, уменьшаясь и плавясь в золото. Этот слепящий золотой сгусток быстро отделился от горизонта. Вся лесная стихия приняла невиданно сказочный образ. Безбрежная, непорочно чистая голубая лазурь была тем гуще, чем дальше от солнца. На другом небесном краю еще умирал палевый сумрак ночи. Месяц, ясно и четко оттеняемый этим светлым сумраком, бледнел над лесами, когда снега заискрились, окрест. Ели, отягощенные белыми снежными клубами, изменили свои очертания, но безмолвствовали. Кроны старых сосен гордо остались сами собою, лишь молодую сосновую поросль вынудил снежный гнет: нежная, не окрепшая плоть там и тут напряглась в основаниях мутовок. Белизна заставляла еще яростней зеленеть сосновые лапы. Пар непростывших влажных низин поднялся на уровень древесных вершин и замерз, и рассыпался на свободных от снега березовых ветках. Несчетные россыпи мельчайших бисеринок засверкали на солнце. С последним колыханием исчезающего осеннего тепла все замерло. Мороз начал неспешно гранить, ковать серебрить, лудить все, что имело хоть самую малую долю влаги. Лесная речка, еще вчера бежавшая навстречу метели, начала сдавливаться серебряными зубцами. Прозрачный лед уверенно наползал на середину струи, сужая водяной ток несокрушимым ребристым панцирем. И все вокруг бесшумно сияло, сверкало, искрилось от морозного света. Но, едва поднявшись над лесом, едва успев разгореться, расплавиться слепящим своим золотом, великое наше светило начало краснеть и падать на дальние лесные верха. Розовое холодное половодье затопило четвертую часть горизонта. Лиловые заревые крылья, переходящие в зеленоватую глубь темнеющего морозного простора, спускались все ниже. Царство безмолвного знобящего холода раздвигалось подобно звездам, захватывало глубины небес и земного пространства."
1 ведущий: Это авторское описание зимнего времени года. Теперь же мы познакомимся с наблюдениями зимних чудес глазами героев трилогии. Например, председатель сельсовета Николай Николаевич Микулин однажды ночью увидел такое необычное природное явление.
4 рассказчик: «Синие знобящие звезды близкими гроздьями висели в фиолетовом небе. На севере, за деревней, бесшумно и призрачно ворочались необъятные сполохи: на святки гулял везде дородный мороз. Желтым нездешним светом источались повсюду и мерцали под луною снега, далеко вокруг дымились густо скопившиеся в деревне дома.»
2 ведущий: А Вера Рогова была очарована светом месяца, смотрела на его сияние, затаив дыхание.
5 рассказчик: «Такая большая была эта ночь, ночь девических святок! Месяц висел над отцовской трубой, высокий и ясный, он заливал деревню золотисто-зеленым, проникающим всюду сумраком. Может быть, в самую душу. Широко и безмолвно светил он над миром. Колдовская необъятная тишина остановилась вокруг.»
1 ведущий: И еще две зимние картинки, увиденные самим автором.
6 рассказчик: «Было высокое, светло-синее, предвесеннее небо. Роговская поляна, вся залитая слепящим солнцем, светилась словно из своей снежной глуби. Ее белизна, прошитая строчками более темных, но тоже белых заячьих следов, переходила в тени от опушки в еле ощутимую и тоже какую-то глубинную, будто небесную синь. Лес на той стороне поляны разделял общее световое раздолье на два: на слепящее снежное и мягкое небесное. Издали, из темного дыма еловых согр, сбегались густо-зеленые конусы елок, они оттеняли размытую зелень тонких стволов осинника, словно легкий сиреневый пар, поднялась и задрогла над розоватыми свечами стволов березовая прозрачная шевелюра; мерцали, золотились на солнышке червонно-коричневые мутовки сосен.»
2 ведущий: И вот как бы завершающийся набросок автора про зимнее время года.
1 рассказчик: «На масленицу, после крещенских морозов, слегка потеплело в окрестных непроходимых и непроезжих лесах. Поля и снежные пустоши не мерцают под зеленым лунным сиянием. Ночью чуть дышат сонливые несердитые ветерки. Они лениво шевелят поземкой, пробуют свист. Переметают широкий зимник, долго бегущий в центр волости-в деревню Ольховицу. Ночью спит, никуда не бежит эта дорога. Волки спокойно выходят на зимник, идут по самой его середине, обходя большие деревни. Проснется, взбаламутит весь дом какая-нибудь трусливая шавка. И опять все тихо. Небо в бесшумных движениях полярных сполохов.»
1 ведущий: Познакомившись с беловскими рассказами-картинками, чудо-шедеврами о временах года, мы невольно испытываем такое чувство, что будто бы побывали в картинной галерее и посмотрели множество полотен великих художников. Но мы знаем, что автор всех этих этюдов один — Василий Иванович Белов, великий русский писатель двадцатого века, мастер слова, который сумел показать нам с помощью живого русского языка такие чудные пейзажи о природе, увиденные им в родной деревне Тимонихе, прообразом которой в трилогии стала Шибаниха. Просто чудесно, восхитительно!
2 ведущий: Итак, в трилогии «Час шестый» лирические отступления о природе написаны Беловым живым и ярким языком, то есть им воссозданы словесные шедевры-картинки, помогающие читателям прочесть и мысленно представить ту или иную природную панораму, касающуюся времен года. А язык Белова отличают два главных достоинства: подлинная народность, выражающаяся прежде всего в богатстве используемого словарного запаса, и вместе с тем — простота и ясность. Несомненно, что это великие достоинства языка художественного произведения, но, несомненно, и то, что немногие писатели таким языком владеют. И самое главное то, что в трилогии он показал не только свое виденье природных явлений, но и включил в этот процесс и главных героев, которые не проходят мимо, а обращают внимание на природные изменения, являющиеся их взору.
1 ведущий: В беловских рассказах-картинках, живо, ощутимо отображены времена года: весна-лето-осень-зима, с их особыми трудовыми, обрядовыми, бытовыми, культурными реалиями повседневной крестьянской жизни и жизни сознания, представлений о мире, человеке, природе, добре и зле, правде и кривде, прекрасном и безобразном.
2 ведущий: Надо отметить, что в трилогии «Час шестый» проскальзывают чудо-картинки времен года, увиденные как самим автором, так и его героями. Сейчас мы с вами начнем знакомство с рассказами-картинками о временах года. И для начала приведем пример авторского лирического отступления о весне.
1 рассказчик: «Умирали снега в лесу, исходили на нет, и вокруг Шибанихи шумели вешние бессонные воды. Пробудились и чуть ли не за одну ночь обессилели, сбросили в реку шальную воду большие ручьи, оставляя неукротимый напор, вода облегченно и весело падала с глинистых полевых ступенек, крутилась и пенилась между камней. Шумела вода, разговаривала сама с собою. Крутилась и булькала заодно с хороводом больших и малых тетеревиных токов.»
2 ведущий: Это описание весеннего половодья никого не может оставить равнодушным, так как весна-это время пробуждения природы от зимней спячки, время расцвета деревьев, кустарников, цветов и начало весенне-полевых работ.
1 ведущий: Один из главных героев «Канунов» — житель деревни Шибаниха Владимир Сергеевич Прозоров, в прошлом русский помещик, интеллигент, шел к реке и думал, вдыхая запахи трав, леса, родной реки. И автор описывает то, что предстает перед глазами Владимира Сергеевича.
2 рассказчик: «Прозоров шел на мерный речной шум, сквозь белый березник, обметанный роскошной, еще не загрубевшей листвой. Головки высоких лесных купальниц звучно стегались о голенища сапог. Шум реки сплетался с ветряным шелестом первой зелени. Трещали, барахтались в недальних кустах по-ребячьи доверчивые дрозды. Размеренно, чисто и неторопливо куковала кукушка. Пахло травяным соком, ландышами. Внизу шумела река, она была по-весеннему полноводной, но струилась уже по -летнему, очень ясная и прозрачная».
2 ведущий: В Иванов день В. С Прозоров, живший теперь уже в деревне Ольховице (во флигеле), пришел в Шибаниху: надо было узнать о продаже зерна. И перед ним вновь открывается огромная природная панорама, но уже летняя.
3 рассказчик: " Превосходный полдень опять был ярок и зелен. Лето только что вошло в полную силу, но оно еще не изнуряло людей ни работой, ни зноем, только скотина уже страдала от оводов. Молодые, сочные, зацветающие травы росли чуть ли не на глазах, они так и перли из теплой земли. Казалось, от одного вида мясистых стеблей щавеля вязало во рту. Дикий, цветущий бело-розовым цветом клевер источал едва уловимый медовый дух. Везде домовито гудели шмели, они кургузо садились то на клевер, то на бордовые колокольцы, огнетая их своей тяжестью. Купальницы, затопившие было весенней желтизной все луга, теперь уступили место этим колокольцам, первым ромашкам и нежной, пронзительно-розовой, словно лазурной гвоздичке, которую называют в народе девичьей красотой. Кое -где в парных низинках уже зацветал пушистый, белый, с кремово-желтым отливом багульник. Дорожка, обросшая панацеей, бежала по сенокосным полянкам. Она то касалась молодого березняка, то огибала густые всплески ольхи, ивы и не до конца отцветших черемух, то вскидывалась на краснеющую земляникой горушку, то спадала в комариную, пахнущую папоротником низину. Остро, слепяще мерцало в зеленых прогалинах густой синевы долгое озеро. Боже мой... Как все хорошо...- думал Прозоров."
1 ведущий: После невыносимой хандры В. С. Прозоров решил навестить священника Иринея. И на его пути опять открываются летние красоты и благоухания.
4 рассказчик: «Лето было все в цветении и ветре. Синее, почти безоблачное небо открывалось так глубоко, так сильно пахло диким белым клевером, с такой жизнерадостной пронзительностью свистели на всем лету стрижи и касатки, что Прозоров на миг забыл про себя. Солнце заливало золотым, ослепительным светом чуть ли не половину неба. Жаворонки пели над лугами, их голоса со всех сторон струились в деревню. Пух от раскрывшихся одуванчиков веялся между домами и палисадниками, в речке орали и брызгались купающиеся ребятишки»
2 ведущий: И снова Владимир Сергеевич, как бы со стороны (из шалаша), смотрит на родную Шибаниху. Она была многолюдна, загадочна, желанна, враждебна, священна и дорога для него. А прелесть летнего дня привела его в оцепенение.
5 рассказчик: " Спасаясь от оводов, Прозоров наломал веток, залатал дырки в кровле шалаша, влез в это сооружение и сел, уткнувшись подбородком в колени. Шибаниха- большая деревня- была как на ладони. Синичка села у его ног и пропищала что-то. Крупная холодная капля обожгла щеку. Где-то далеко, нарастая, заворчал гром, но не докатился, растаял, сошел на нет. На востоке, подернутый дымчато-голубой мглой, маялся от жары лес, кроны сосен едва различались на горизонте. Зато чуть ближе, отделенный стожьями, стоял ближний лес, и в его густой шевелюре легко различались мощные бронзовые сучья. Кроны застыли, словно клубы заколдованных зеленых домов. От леса тянуло теперь настоянным на травах и иглах жаром, оводы залетали прямо в шалаш. Вокруг в парном воздухе томились кусты и травы. Облака с красноватыми подпалинами табунились в неясной сини небесной мглы. Внизу, как голубые вены крестьянской руки, вились по травяным поймам излучины двух речек. Над большой речкой белел мост, сзади волновалась под ветром густая зеленая рожь. Пройдет несколько недель. Набрякшие благодатной тяжестью колосья согнут в дугу миллионы золотистых стеблей. И древнее ощущение хлебопашца, безрассудное, безотчетное, не подчиняющееся ничему, кроме самого себя, вдруг поднимется от пяток, захолонет где-то около сердца и затуманит голову. В сущности, ведь все люди в мире пахари... Кто не оцепенеет в этом непостижимом тревожном мерцании? В этом извечном, еле слышном рокоте усатых колосьев? Будто шепот древности, шепот людских поколений, живших на этой земле и превратившихся в эту землю, почуется в шорохе колосьев. И люди оставят все на свете. Они возьмут в свои руки серпы."
1 ведущий: Так же, нельзя оставить без внимания и лирические отступления В. И. Белова об осени.
6 рассказчик: " И ходила осень по русской земле... Как ходит странная баба непонятного возраста: по золотым перелескам, промеж деревьев, собирая в подол хрусткие рыжики. За спиною кошель с неизвестной поклажей, на голове темный платок. Она осторожно и властно разводит в стороны сонливые хвойные лапы, тычет посохом влево и вправо. И древняя песня вплетается в крик журавлей. Курлыканье этих жилистых птиц остывает в пронзительном бело-синем небе, и они исчезают вдали, словно нанизанные на тонкую бечеву. А женский голос все тянет и тянет, вот он чуется уже в другой стороне, то затухнет в лесах, то щемяще нависнет над заокольным жнивьем. Он редко долетает до самой деревни. О чем же так отрешенно поет беззаботная странница, где ее новый ночлег? В просторных полях плавает над росой синяя паутина, медленно остывает натруженная земля. В прозрачных глубинах речных омутов усыпают, ленивеют рыбы, едва шевелят перьями. И с берега подолгу смотрит на них задумчивая скотина. Соломенные зароды вокруг все еще желты и свежи, но стога, окруженные поздней зеленой отавой, давно поблекли и вылиняли от сентябрьских дождей. Зато как ослепительны изумрудно-сизые озимые полосы, как безмолвно и ярко пылают на опушке рубиновые всплески рябин! На каменистой меже бурчит и пыжится от неразделенной любви молодой тетерев. Крутится вокруг себя, пушит хвост и с шелестом раздвигает широкое радужное крыло. И такая кругом тишина. Дальше в лесу тоже необычайно тихо, словно только что разбился драгоценный сосуд. Все замерло, все затаило дыхание и словно ждет какую-то неизбежную кару, а может прощения и отдыха."
1 ведущий: Как все точно и тонко подмечено автором. И перед нашими глазами непременно встают картины осенней природы, наводящие грусть, тоску, печаль.
2 ведущий: Вашему вниманию предлагается еще одна осенняя зарисовка В. И. Белова.
1 рассказчик: В пустом поле по- летнему яростная разливалась клонами зелень озимой ржи. После первого крепкого заморозка клоны зеленели еще сочнее, ярче, серые межи и луговины оттеняли озимые полосы еще явственней. Как будто назло вплотную приблизившейся зиме юная эта рожь просто полыхала своею зеленою кровью! Умытая первым, быстро стаявшим снегом, она по-девичьи беззаботно стелилась над низкими сплошными изжелта-серыми тучами. Стояла глубокая осень."
2 ведущий: Какой контраст, какие краски и какой живой язык. Просто ошеломляюще!
1 ведущий: Но на этом осенний этюд не заканчивается, а продолжается. И мы мысленно представляем себе, что главный герой трилогии Павел Рогов пошел к мельнице. Осеннее, едва пригревающее солнце било в спину, он шел по лужку, топча собственную тень и не глядя под ноги. Он не хотел глядеть и туда, куда шел. Он отворачивался, разглядывал небо и лесной горизонт, поля и лужки, кусты и деревни, изгороди и речки... Как далеко видать вокруг! Павел даже сбивается с шага, он по-птичьи зорко, по- детски озорно окидывает глазами всю эту осеннюю пестроту.
2 рассказчик: " Молочно-синее, даже зеленоватое с ночной стороны и мигающее последней звездой небо у края продольного сизого облака разверзалось в сквозную бесконечную пропасть. Застывшее с вечера облако всю ночь темным полотнищем висело над лесом. Очень скоро его разнесет, развеет поднимающийся с земли ветерок, и тогда бесконечность, затканная невидимой пеленой, исчезнет. Но пока бесконечность разверзается у самого края перистой тучи... Чем выше небо, тем безбрежнее и синее. Оно теряет холодный зеленоватый оттенок, переходит в откровенную голубизну, и чем ближе к солнцу, тем ярче и золотистей. Само солнце, словно потеряв за ночь свои очертания, расширяясь далеко во все стороны, рассеивается и незаметно переправляет свое ярое золото в спокойную свежую голубынь. Рыжеватые болотца вдали перемежаются то белым ржаным жнивьем, то темно-коричневыми дорожками разостланного по луговинам льна, то зяблевой чернотой полос, то изумрудными яркими клонами озимых. И все это оторочено темно-зеленою полосой хвойных лесов, расцвеченных желтыми, оранжевыми и багровыми всплесками."
2 ведущий: А с каким сладостным упоением в рассказах-картинках о зиме В. И. Белов развертывает сребротканое полотно пейзажа, и кажется, нет ему сил остановиться, будто не может налюбоваться он на эту всесветную обитель неизбывных трудов природы.
3 рассказчик: " Зима в тот год стояла необычайно мягкая. Почти без лютых морозных окриков. Спокойно слетела она на землю, словно последняя посильная милость судьбы, потраченная временем из небесных, казалось, неиссякаемых источников справедливости и добра. Отголоском давно отзвучавшего всесветного звездного хора звенели короткие нехолодные дни. Но вот однажды в середине Рождественского поста, этот ясный, легкий, северный звон начал стихать, истончился и вовсе сошел на нет. Воздух замер. И все звуки в мире исчезли. В лесных краях, остуженные снежным холстом поля, зимующие холмы и распадки, осененные гривами сосняков, все эти тысячелетние глухие урочища, и мхи, и болота прислушались к дальнему печально-щемящему звуку, рожденному неизвестно кем и где. Снежины косо полетели с небес. Широкие, плоские, вроде бы совсем не холодные, они падали так неторопливо и так густо, что живым существам на земле нечем стало дышать. Движения стали тяжелыми, будто в воде. Потом закружились, заметались по миру оскорбленные чем-то и как бы голодные ветры. Смешались снега, падающие сверху и поднятые с земли, заклубились в тесноте и во тьме. Два дня и три ночи бесилась погода, на третий день улеглась. Ветер стих. Малиновый солнечный шар коснулся снизу сквозной юго-восточной лазури. Он всплывал из-за леса, уменьшаясь и плавясь в золото. Этот слепящий золотой сгусток быстро отделился от горизонта. Вся лесная стихия приняла невиданно сказочный образ. Безбрежная, непорочно чистая голубая лазурь была тем гуще, чем дальше от солнца. На другом небесном краю еще умирал палевый сумрак ночи. Месяц, ясно и четко оттеняемый этим светлым сумраком, бледнел над лесами, когда снега заискрились, окрест. Ели, отягощенные белыми снежными клубами, изменили свои очертания, но безмолвствовали. Кроны старых сосен гордо остались сами собою, лишь молодую сосновую поросль вынудил снежный гнет: нежная, не окрепшая плоть там и тут напряглась в основаниях мутовок. Белизна заставляла еще яростней зеленеть сосновые лапы. Пар непростывших влажных низин поднялся на уровень древесных вершин и замерз, и рассыпался на свободных от снега березовых ветках. Несчетные россыпи мельчайших бисеринок засверкали на солнце. С последним колыханием исчезающего осеннего тепла все замерло. Мороз начал неспешно гранить, ковать серебрить, лудить все, что имело хоть самую малую долю влаги. Лесная речка, еще вчера бежавшая навстречу метели, начала сдавливаться серебряными зубцами. Прозрачный лед уверенно наползал на середину струи, сужая водяной ток несокрушимым ребристым панцирем. И все вокруг бесшумно сияло, сверкало, искрилось от морозного света. Но, едва поднявшись над лесом, едва успев разгореться, расплавиться слепящим своим золотом, великое наше светило начало краснеть и падать на дальние лесные верха. Розовое холодное половодье затопило четвертую часть горизонта. Лиловые заревые крылья, переходящие в зеленоватую глубь темнеющего морозного простора, спускались все ниже. Царство безмолвного знобящего холода раздвигалось подобно звездам, захватывало глубины небес и земного пространства."
1 ведущий: Это авторское описание зимнего времени года. Теперь же мы познакомимся с наблюдениями зимних чудес глазами героев трилогии. Например, председатель сельсовета Николай Николаевич Микулин однажды ночью увидел такое необычное природное явление.
4 рассказчик: «Синие знобящие звезды близкими гроздьями висели в фиолетовом небе. На севере, за деревней, бесшумно и призрачно ворочались необъятные сполохи: на святки гулял везде дородный мороз. Желтым нездешним светом источались повсюду и мерцали под луною снега, далеко вокруг дымились густо скопившиеся в деревне дома.»
2 ведущий: А Вера Рогова была очарована светом месяца, смотрела на его сияние, затаив дыхание.
5 рассказчик: «Такая большая была эта ночь, ночь девических святок! Месяц висел над отцовской трубой, высокий и ясный, он заливал деревню золотисто-зеленым, проникающим всюду сумраком. Может быть, в самую душу. Широко и безмолвно светил он над миром. Колдовская необъятная тишина остановилась вокруг.»
1 ведущий: И еще две зимние картинки, увиденные самим автором.
6 рассказчик: «Было высокое, светло-синее, предвесеннее небо. Роговская поляна, вся залитая слепящим солнцем, светилась словно из своей снежной глуби. Ее белизна, прошитая строчками более темных, но тоже белых заячьих следов, переходила в тени от опушки в еле ощутимую и тоже какую-то глубинную, будто небесную синь. Лес на той стороне поляны разделял общее световое раздолье на два: на слепящее снежное и мягкое небесное. Издали, из темного дыма еловых согр, сбегались густо-зеленые конусы елок, они оттеняли размытую зелень тонких стволов осинника, словно легкий сиреневый пар, поднялась и задрогла над розоватыми свечами стволов березовая прозрачная шевелюра; мерцали, золотились на солнышке червонно-коричневые мутовки сосен.»
2 ведущий: И вот как бы завершающийся набросок автора про зимнее время года.
1 рассказчик: «На масленицу, после крещенских морозов, слегка потеплело в окрестных непроходимых и непроезжих лесах. Поля и снежные пустоши не мерцают под зеленым лунным сиянием. Ночью чуть дышат сонливые несердитые ветерки. Они лениво шевелят поземкой, пробуют свист. Переметают широкий зимник, долго бегущий в центр волости-в деревню Ольховицу. Ночью спит, никуда не бежит эта дорога. Волки спокойно выходят на зимник, идут по самой его середине, обходя большие деревни. Проснется, взбаламутит весь дом какая-нибудь трусливая шавка. И опять все тихо. Небо в бесшумных движениях полярных сполохов.»
1 ведущий: Познакомившись с беловскими рассказами-картинками, чудо-шедеврами о временах года, мы невольно испытываем такое чувство, что будто бы побывали в картинной галерее и посмотрели множество полотен великих художников. Но мы знаем, что автор всех этих этюдов один — Василий Иванович Белов, великий русский писатель двадцатого века, мастер слова, который сумел показать нам с помощью живого русского языка такие чудные пейзажи о природе, увиденные им в родной деревне Тимонихе, прообразом которой в трилогии стала Шибаниха. Просто чудесно, восхитительно!
2 ведущий: Итак, в трилогии «Час шестый» лирические отступления о природе написаны Беловым живым и ярким языком, то есть им воссозданы словесные шедевры-картинки, помогающие читателям прочесть и мысленно представить ту или иную природную панораму, касающуюся времен года. А язык Белова отличают два главных достоинства: подлинная народность, выражающаяся прежде всего в богатстве используемого словарного запаса, и вместе с тем — простота и ясность. Несомненно, что это великие достоинства языка художественного произведения, но, несомненно, и то, что немногие писатели таким языком владеют. И самое главное то, что в трилогии он показал не только свое виденье природных явлений, но и включил в этот процесс и главных героев, которые не проходят мимо, а обращают внимание на природные изменения, являющиеся их взору.
Список
использованной литературы:
• Белов В. И. Час шестый. —Вологда, 2002. −951с.
• С разных точек зрения: «Кануны» Василия Белова. — М.: Советский писатель, 1991. −240с.
• Селезнев Ю. Василий Белов. — М.: Советская Россия, 1983. — 144с.
• Белов В. И. Час шестый. —Вологда, 2002. −951с.
• С разных точек зрения: «Кануны» Василия Белова. — М.: Советский писатель, 1991. −240с.
• Селезнев Ю. Василий Белов. — М.: Советская Россия, 1983. — 144с.
Комментариев нет:
Отправить комментарий